Он пополз, поднялся на ноги, пошатываясь пошел.

Хейдель зашагал по направлению к полю, к которому направлялся прежде. Он вспомнил кое-что о планировке. Он видел это, пока прогуливался, позже, позже, в тот день, когда давал кровь – когда?

Когда пришел, рядом с периметром он увидел ангар, который заметил.

Там…

Незаперто и теплый угол. Корпуса от некоторых видов оборудования были брошены здесь. Все они покрылись толстым слоем пыли, но это ничего. Он вновь закашлялся.

– Пару дней, – сказал себе Хейдель, – и шрамы зарубцуются. Это все.

Малакар выслушивал подборку новостей. Он сдерживался, прислушиваясь, и выключал. Он обдумывал, усваивая услышанное, снова включал.

Персей скользил под солнцами…

Он дремал при сводке погоды для одной сотни и еще двенадцати планет. Скука росла, пока он слушал Новости Центра. Он медитировал, размышляя о сексе, пока слышал программу с Пиурии.

Малакар торопился. Его корабль находился в ДС и не остановиться, пока не прибудет домой.

«Мы сделали это», – сказал Шинд.

«Мы сделали это», – отозвался он.

«И умрем?»

«Я должен сказать, у нас будет счет, прежде чем мы пробьемся в порт.»

2

Внутри высочайшей башни величайшего порта он сидел, единственный человек, противостоящий империи.

– Идиотизм? – спросил он себя. – Нет. Потому что они не могут мне повредить.

Вглядываясь вниз в океан, теперь на мгновение видимый, он обозревал мили водного пространства, что лежали за Манхеттенской Цитаделью, его домом.

Могло быть и хуже.

Каким образом?

Когда еще никого нет в порту, вы иногда излишне суетливы…

Смотря на воды, он видел пористый плюмаж, покрывавший их снова, как раскрытый веер.

Иногда, может быть…

Доктор Малакар Майлес был единственным человеком на Земле. Он был лордом, он был монархом. И он не печалился. Земля его. Никто еще не хотел ее.

Он вглядывался через пузырь-окно. Оно давало ему перспективу половины из того, что осталось от Манхеттена.

Дым образовывал огромное облако и зеркальная поверхность, что плыла, его отражая, являлась оранжевым пламенем, когда он настроил на правильный угол.

Она сияла.

Его защита поглощала это.

Она горела; она была радиоактивна.

Его защита поглощала и это тоже.

Было время, когда он действительно уделял такому внимание.

Он вглядывался вверх, и мертвая луна Земли в четверти фазы находилась перед его глазами.

Три, десять секунд, он ждал.

Затем подошел корабль, и Малакар вздохнул.

«Мой брат поврежден», – сказал Шинд. – «Ты отведешь ему теперь больше внимания?»

«Да.»

«Я видел такое очень давно. Остерегайся.»

Перед тем как в лабораторию, Малакар бросил взгляд на то, что когда-то было сердцем Нью-Йорк Сити. Длинные серые плети пробивали себе дорогу вокруг остовов уничтоженных зданий, вздымаясь в вышину. Их листья, крупные длинные, тихо шуршали. Дым покрывал их черным и иссушал. Но все же они росли. Он мог на самом деле видеть движение. Ни один человек не смог бы выжить в тех каньонах кирпича и камня, что они прорезали. Не по какой-либо особой причине, но он надавил клавишу, и маломощная автоматическая ракета разрушила здание в миле от него.

«Я собираюсь использовать карантин на твоем брате. Это немного ослабит его респираторные функции.»

«Принесет это больше пользы или нет? В целом?»

«Да.»

«Тогда мы должны.»

«Давай к нему. Перенесем его в лабораторию.»

«Да.»

Он посмотрел еще раз на свое королевство и на лоскуты океана, что проглядывали через дым. Затем покинул верхнюю палубу.

Как он наблюдал ветры, что кружились вокруг мира переносили и оставляли хлам. Как везде. Единственный человек, здешний обитатель, он не испытывал ни особенных родственных чувств, ни вражды ко всему виденному. Капля-капсула перенесла его на более низкий уровень цитадели. Чтобы их проверить, он разорвал три сигнальных кольца, когда двигался по коридору. Войдя в лабораторию, он заметил ждущего Тава, брата Шинда.

Он извлек лечебное средство из прорези стены и ввел его небольшому созданию.

Он подождал. Возможно минут десять.

«Как он?»

«Он жалуется на жгучую боль от инъекции, но утверждает, что почувствовал улучшение.»

«Хорошо. Можешь ты теперь раскрутить свое сознание и рассказать побольше о визите Морвина?»

«Он твой друг. Мой тоже. С давних пор.»

«Так почему „остерегайся“?»

«Это не он сам, но что-то, что он принес, что может привести тебя к опасности.»

«Информация, я чувствую.»

«Новости, что могут меня убить?»

«Те радикалы ОЛ с их ракетами неквалифицированно выполнили свою работу. Что Морвин хочет?»

«Я не знаю. Я говорю только как представитель моей расы, кто случайно подглядел фрагмент будущей истины. Иногда я знаю, я вижу это в грезах. Мне не понятен процесс.»

«О'кей. Переключись теперь на твоего брата и расскажи мне об условиях.»

«Его дыхание немного затруднено, но сердце бьется намного спокойнее. Мы благодарим тебя.»

«Оно заработало снова. Хорошо.»

«Это не хорошо. Я вижу его жизнь подходит к концу через 2,8 земных года.»

«Что ты хочешь от меня, чтобы я сделал?»

«Он потребует более сильных лекарств, когда придет время. Ты был добр, но ты должен быть добрее. Возможно специалист…»

«Хорошо. Мы можем испытать такую возможность. Мы создадим ему лучшие условия. Расскажи подробнее о том, что неправильно.»

«Кровеносные сосуды начнут ветшать вскоре с большей скоростью. Это займет, примерно 16 земных месяцев перед тем как вред станет ощутим. Затем все пойдет быстрее. Я не знаю что делать.»

«Он будет зависеть от моего ухода и их отсутствия не заметит. Скажи ему и сделай, чтобы он почувствовал себя комфортабельнее.»

«Я проделываю это теперь.»

«Впусти меня.»

«Потерпи немного.»

…Затем в разуме монголоидного ребенка, но интенсивнее. Захватываемый потоками, затягиваемый, он узнавал и он видел.

…Все, что прошло перед теми глазами находилось здесь, и Малакар видел все, на что они обращали свой взор.

Ты не выбросишь инструмент, такой как этот, из-за счета докторам.

Малакар бросал взгляды на это темное место, сознание двигалось сквозь него. Шинд поддерживал связь, и Малакар внимательно всматривался в медиума, над которым сохранял контроль. Небеса, карты, миллионы страниц, лица, сцены, диаграммы. Это могло быть то, что не содержало смысла в слабоумном сознании создания, но это являлось местом, где каждый из его желтых глаз, западая, находил цель. Малакар продвигался осторожно.

Да, эта пушистая голова являлась целым хранилищем; и охотно поддавалась прочтению.

Затем, все вокруг зазвенело от чувств. Вдруг он оказался рядом с пятном боли и смертельного страха – только отчасти понимаемого и еще более ужасного в связи с этим – место, бурлящее кошмарами, где наполовину сформированные образы сжимаясь, корчась, сгорая, лопаясь, застывая, заполняли пространство и рвались. Что-то внутри его самого эхом отозвалось и передвинулось к подобному. Это был основной ужас подступающего противостоящего небытия, пробующего людей в любых обстоятельствах с отвратительными ощупывающими лапами воображения, добивающегося цели в последнем и недоступного пониманию, повторяющему его самого.

«Шинд! Вытащи меня!»

…И он стоял там снова, рядом с раковиной. Он опрокинул реторту, прополоскал ее.

«Опыт был важен?»

Он решил, что да.

«Я увеличу дозу компонента, очень мало содержащегося. Не разрешай ему чрезмерного напряжения.»

«Тебе нравится его память?»

«Черт возьми, ты прав, я поработаю, чтобы сохранить ее.»

«Хорошо. На оценку, что я дал тебе сделать, касающуюся его жизни, могло уйти несколько месяцев.»

«Я буду благоразумен в своих действиях. Расскажи мне больше о Морвине.»

«Он в опасности.»